А еврейское население -- продолжало и продолжало крупно возрастать. Едва ль не главной причиной того многие исследователи считают утвержденные в то время среди евреев ранние браки: мальчиков с 13 лет, девочек с 12. В упомянутом анонимном докладе 1808 года тот неизвестный еврей писал, что этот обычай ранних браков "есть корень бесчисленных зол" и мешает евреям отвлечься "от тех закоренелых обычаев и дел, коими они навлекают на себя общее негодование и бывают вредны себе и другим". Установилось так, что "неженившиеся в ранние годы презираемы среди евреев" и "даже беднейшие напрягают последние усилия к тому, чтобы возможно раньше женить детей, хотя этих новобрачных ожидают муки, нищенского существования. Ранние браки были введены раввинами, извлекавшими из этого доходы. Кто ревностно изучает Талмуд и строго исполняет обряды, тот скорее найдет выгодное супружество...
Люди, рано женившиеся, занимаются лишь изучением Талмуда, и когда наступает наконец время самостоятельного существования, эти отцы семейств, совершенно не подготовленные к труду, вовсе не знающие жизни, обращаются к винным промыслам и мелкой торговле". Так же и в ремесле: "женившись, пятнадцатилетний ученик уже не обучается своему ремеслу, но делается сам хозяином и "портит только работу"". (В середине 20-х годов "в Гродненской и Виленской губерниях распространился слух, что будет запрещено вступать в брак до зрелого возраста, и потому поспешно стали заключаться браки между детьми даже девятилетнего возраста".)
Ранние браки -- обессиливали народную жизнь евреев. При такой роевой жизни, при таком сгущении населенности и конкуренции в однообразных занятиях -- как было не возникнуть и нищете? Политика кагалов сама способствовала "ухудшению их [евреев] материального положения".
Менаше Илиер, выдающийся талмудист, но и поборник просвещения, в 1807 напечатал и разослал раввинам свою книгу (вскоре изъятую раввинатом из обращения, а следующая его книга подвержена массовому сожжению), в которой "отмечал темные стороны еврейской жизни. Нищета, -- говорил он, -- необычайно велика, но может ли быть иначе, когда у евреев ртов более, нежели рабочих рук? Надо внушить массе, что средства к жизни следует добывать собственным трудом... Молодые люди, не имеющие никаких заработков, вступают в брак, надеясь на милосердие Божие и на кошелек тестя, а когда эта поддержка рушится, они, обремененные уже семьями, бросаются на первое попавшееся занятие, хотя бы и не честное. Толпами берутся за торговлю, но она не может всех прокормить, а потому прибегают к обману. Вот почему желательно, чтобы евреи обратились к земледелию. Армия бездельников, под
личиною "ученых", живет на средства благотворительности и за счет общины. Некому заботиться о народе: богачи заняты мыслями о наживе, а раввины -- распрей между хасидами и митнагдами" (ортодоксальными иудеями), и единственная забота еврейских деятелей -- предотвращать "несчастье в виде правительственных распоряжений, хотя бы они несли с собою благо для народа". И вот, "источником существования значительнейшей части еврейского населения служила мелкая торгово-промышленная и посредническая деятельность", "евреи чрезмерно наполнили города факторством и мелочной торговлей". И как же могла быть здоровой -- экономика еврейского народа в таких обстоятельствах
Кажется: 30-летнего злосчастного опыта с еврейским хлебопашеством (еще и на фоне опыта мирового) было уже достаточно для российского правительства, чтобы откинуть эти пустые попытки и траты? Нет! Не доходили до Николая I эти унылые донесения? скрашивались министрами? или неутомимая энергия и неспадающая надежда толкали императора на новые попытки?..
И вот в новом, 1835 года, высочайше утвержденном Положении о евреях (результат работы "директорского комитета") -- еврейское земледелие было не только не откинуто, но еще расширено, поставлено на первое место в устроении еврейской жизни: "Устроить евреев на таких правилах, кои, открывая им свободный путь к снисканию безбедного содержания упражнением в земледелии и промышленности и к постепенному образованию их юношества, -- в то же время преграждали бы им поводы к праздности и к промыслам незаконным". Если раньше требовался предварительный взнос 400 р. за семью от еврейского общества, то теперь без всякого условия "каждому еврею дозволялось "во всякое время"... переходить в земледельцы" и вся его недоимка в податях тут же складывалась и снего, и с общества; дозволялось получать не только казенные земли в бессрочное пользование, но и, в пределах черты оседлости, покупать земли, продавать и арендовать. Переходящие в земледельцы освобождались от подушной подати на 25 лет, от земской -- на 10, от рекрутской повинности -- на 50. Напротив, никто из евреев "к переходу в земледельцы... не мог быть принужден". Еще и -- узаконялись "промыслы и ремесла в деревенском их быту"
***
В том же 1837 году было учреждено министерство государственных имуществ (граф П. Д. Киселев), которому поручалось (как переходная мера к отмене крепостного права) "попечительство над свободными хлебопашцами" (государственными крестьянами), коих было 7 1/2 миллионов ревизских душ, а стало быть и над евреями-земледельцами, коих было всего 3-5 тысяч семейств, "капл[я] в море, в сравнении с численностью государственных крестьян. Тем не менее, с первых же дней существования Министерства -- в него стали поступать просьбы евреев", жалобы самого разнообразного свойства, и во множестве. "В полгода выяснилось, что исключительно евреям надо посвятить столько времени, что это неблагоприятно отразилось бы на главном труде Министерства". Но в 1840 Киселев был назначен и председателем новообразованного "Комитета для определения мер коренного преобразования евреев в России" (шестого по счету) -- так что еврейский вопрос втягивал его.
В 1839 Киселев провел через Государственный Совет закон, дозволяющий вступать в земледельцы (но в полном составе семьи) также и тем евреям, кто стоит на рекрутской очереди, тем освобождая от нее, -- новую сильную льготу. -- В 1844 -- более подробное "положение о евреях-земледельцах", также и в черте оседлости, с правом на первые три года нанимать христиан для обучения хозяйству. -- А когда в Новороссию в 1840 евреи "многие явились как бы на свои средства" ("переселяющиеся за свой счет" на местах исхода дали расписки, что состоятельны и не будут просить пособия), в действительности же ничего не имели, уже в пути объявляли, что средства их истощены, "и домогались поселения на казенный счет"; и таких "набралось более 1800 семейств, а из них целые сотни не располагали ни документами, ни сколько-нибудь основательными доказательствами: откуда они и по каким причинам очутились в Новороссии", -- и еще "беспрерывно продолжали прибывать и умолять не оставить их в бедственном положении", -- Киселев распорядился
принять их всех за счет сумм, ассигнованных "вообще на переселенцев, без различия их племени". То есть еще помог -- сверх смет. В 1847 изданы и "дополнительные правила", облегчавшие евреям переход в земледельцы.
Киселев вознамерился своим министерством учинить образцовые еврейские колонии и тем самым положить "начало, может быть, огромного поселения сего народа", для чего основывал, одну за другой, колонии в Екатеринославской губернии на хороших почвах, при изобилии воды, при реках и речках, с отличными пастбищами и сенокосами,-- и очень надеялся, что новым колонистам передадут свой превосходный опыт немецкие колонисты (хотя трудно было находить из них желающих приселяться к еврейским колониям, решили держать их на жаловании). Новые и новые ассигнования текли на эти будущие образцовые колонии, и прощались им все виды недоимок. На второй год поселения от еврейской семьи требовалось: огород и одна засеянная десятина, и с медленным наращением десятин по годам. Да у них же не было и опыта выбора скота, это поручалось попечителям. Киселев облегчал условия переселения (семьям с малым числом работников), изыскивал способы специального агрономического обучения известного числа колонистов. Да в иных семействах еще где там до агрономии, если в сильный холод не выходят кормить скот, -- и вот каждому семейству выдается теплый армяк с капюшоном.
Но донесения самых разных инспекторов, из разных мест -- и в эти годы сливаются в ту же одноголосицу. "Повинуясь крайности, -- [евреи] могли сделаться земледельцами, и даже хорошими, но с первою благоприятною переменою обстоятельств -- они всегда бросали плут, жертвовали хозяйством, чтобы вновь обратиться к барышничеству и другим любимым своим занятиям". -- "Для еврея "первый труд -- промышленность, самая мелкая, изумительная своим ничтожеством, но доставляющая большие выгоды... Состояние духа, по природе промышленного, не находящего удовлетворения в спокойной жизни земледельца"", "не составляло истинного их желания заниматься хлебопашеством; их "манило туда: сначала -- изобилие края, незначительность еврейского народонаселения,
близость границ, торговля и выгодная промышленность, а потом -- льготы от податей, и главное от рекрутской повинности". Они думали, что обязаны будут только обзавестись домами", а землю надеялись "отдавать в наем за значительную прибыль; сами же, по-прежнему, будут заниматься промышленностью и торговлею". (Наивно говорили все это ревизору.) И "с совершенным отвращением принимались за хлебопашество". К тому же и "самые правила религии... были "невыгодны для евреев-земледельцев"", заставлялибездействовать подолгу, например, в весенний посев -- долгая Пасха, в сентябре кущи 14 дней сряду, когда нужны "самые усиленные полевые работы -- приготовление полей и посевы", хотя "по отзывам образованных евреев, заслуживающих всякого доверия, Писание строго требует празднования только первых и последних двух дней". К тому же духовные лица в еврейских поселениях (в них бывало и по два молитвенных дома -- один для ортодоксов, "митнагдов", другой для хасидов), "поддерживали своих единоверцев в мысли, что они, как народ избранный, -- не предназначены судьбой на тяжкий труд земледельца, ибо это горький удел гоя". "Поздно вставали, употребляли час на утреннюю молитву и выходили на работу, когда солнце было высоко уже на небе", потом шабаш с вечера пятницы до утра в воскресение.
Но текли инспекторские и губернские отчеты, что и в эти 40-е годы, и в этих новых "образцовых" колониях, как и в прежних, "самый быт колонистов, их занятия и хозяйство -- далеко отставали от соседних с ними казенных и помещичьих крестьян". В Херсонской губернии и в 1845 у колонистов-евреев "хозяйство в весьма неудовлетворительном состоянии; большая часть этих колонистов очень бедна: чуждаясь всякой земляной работы -- не многие из них порядочно обрабатывают землю, а потому и при хороших урожаях получают очень
скудные результаты", "земл[я] в огородах -- не тронут[а]", женщины и дети не заняты на земле, "30-десятинный участок "едва обеспечивал дневное пропитание"". "Примеру немецких колонистов" следовало "самое незначительное число еврейских поселенцев; большая же часть их показывала "явное отвращение к земледелию и старалась исполнить требования начальства для того только,
чтобы получить потом паспорт на отлучку"... Много земли они оставляли в залежи, возделывали землю по клочкам, где кому вздумается... Слишком небрежно обходились со скотиной... лошадей заганивали в езде и мало кормили, особенно в шабашные дни", нежных коров немецкой породы доили в разное время, отчего они переставали давать молоко. "Отпускались евреям безденежно"
садовые деревья, "но садоводства они не развели". Построенные для них заранее дома -- одни "красивы, сухи, теплы, прочны", в других местах были возведены дурно и дорого обошлись, но и где "возведены с надлежащей прочностью и употреблением материалов хорошего качества... по беспечности евреев и их неумению содержать в исправности дома... действительно доведены
были до такого расстройства, что жить в них невозможно без скорого исправления", в них стояла сырость, приводившая постройки в дальнейшее разрушение, она вела и к болезням, многие дома стояли пустыми, в другие собиралось по несколько семейств, "не состоявших между собою в родстве, а "при беспокойном характере этого народа и его расположении к ссорам"-- это соединение породило бесконечные жалобы". Разумеется, вина неготовности к великому переселению была взаимная: тут -- и несогласованные и опаздывающие действия администрации, местами некачественное изготовление домов при плохомнаблюдении, вплоть до злоупотреблений и растрат. (Что повело и к смещениям начальников и отдаче некоторых под суд.) Тут -- и нежелание еврейских
сельских старшин осуществлять реальный надзор за нерадивыми, чье обзаведение и хозяйство неудовлетворительны; оттого -- назначение смотрителей из отставных унтер-офицеров, а евреи спаивали их и задобряли взятками. Тут -- и невозможность взыскивать с поселенцев подати -- либо по несостоянию, "в каждом из обществ оставалось не более 10 хозяев, которые в состоянии были
заплатить едва лишь за себя", либо по "свойственней евреям уклончивост[и] от платежа повинностей"; за годы недоимки с них увеличивались и увеличивались, их снова и снова прощали без возврата. А за самовольную отлучку поселенец платил 1 копейку за день, что было вовсе ему нечувствительно и легко нагонялось городскими заработками. (Для сравнения: меламеды в селениях
получали от 3 до 10 тысяч рублей в год; в поселках держали хедер домов на 30; наряду с меламедами были попытки внедрить в колонии начатки общего образования -- кроме еврейского языка -- русский и арифметику, но "простой класс евреев весьма недоверчиво смотрел на учебные заведения, учреждаемые правительством".)
"Становилось все бесспорнее, что столь желанные Киселевым "образцовые" колонии ничто иное, как мечта". Но, хотя и тормозя (1849) присылку новых семей, он не терял надежды, и даже в 1852 писал резолюцию: "Чем дело труднее, -- тем более иметь должно настойчивости и не обезохочиваться первыми неудачными приемами". -- До тех пор смотритель над колонией не был подлинным начальником поселения, "подвергался... случалось, насмешкам и дерзостям со стороны поселенцев, весьма хорошо понимавших, что он не имеет никакой над ними власти", он мог только подавать колонистам советы. В рассерженности ли на неуспех, уже не раз предлагались проекты давать поселенцу обязательные уроки с выполнением в два или три дня и проверять исполнение; лишать права свободного распоряжения собственностью; вовсе лишать отлучек; и даже ввести наказания: 1-й раз -- до 30 розог, 2-й раз -- вдвое, 3-й раз -- тюрьма, а по важности обстоятельств и отдача в рекруты. (Никитин передает, как, став известной, эта проектируемая инструкция "произвела на евреев-земледельцев такой страх, что они напрягли все свои силы... сразу обзавелись скотом, земледельческими орудиями... проявили...удивительное прилежание к земледелию и домоводству".) Но Киселев утвердил смягченный проект (1853): "уроки должны вполне соответствовать силам и опытности тех, кому назначаются"; от руководства по каждому виду работы, разработанному Попечительным комитетом, сельский начальник мог отступать только в сторону облегчения; за 1-е нарушение наказание не назначалось, а за 2-е и 3-е -- 10 и 20 розог, не свыше. (Отдача в рекруты нерадивых не применялась никогда, "никто... не был отдан в солдаты за нерадение к хозяйству", а в 1860 закон вовсе отменен.) Конечно, это было еще -- время крепостного права. Но после полувека добросовестных правительственных попыток привести евреев к производительному труду на неосвоенной земле -- вот, проступали как бы контуры аракчеевских поселений.
Поразительно, что императорская власть и до тех пор не пронялась бесплодностью всех мер, безнадежностью всей земледельческой затеи.
К 40-м годам XIX в. в Юго-Западном крае получила большое развитие сахарная промышленность. Еврейские капиталисты сперва субсидировали помещичьи сахарные заводы, затем перенимали управление ими, затем и владение, затем строили и свои заводы. Так на Украине и в Новороссии вырастали мощные "сахарные короли", например, Лазарь и Лев Бродские. Притом "большинство еврейских сахарозаводчиков начало свою карьеру в качестве [винных] откупщиков... и содержателей питейных домов". -- Сходная картина создалась и в мукомольной промышленности.
***
А росло еврейское население России -- уверенно и быстро. В 1864 без Польши оно составляло 1,5 миллиона. -- А вместе с Польшей было: в 1850 -- 2 млн. 350 тыс., в 1880 -- уже 3 млн. 980 тыс. От первичного около миллионного населения при первых разделах Польши -- до 5 млн. 175 тыс. к переписи 1897, -- то есть за столетие выросло больше, чем в пять раз. (В начале XIX в. российское еврейство составляло 30% мирового, в 1880 -- уже 51%). Это -- крупное историческое явление, не осмысленное привременно ни
русским обществом, ни российской администрацией.
***
В эпоху Александра II заканчивался -- неудачею -- полустолетний замысел привязать евреев к земледелию.
Состояние же колоний существовавших -- оставалось все тем же, если не хуже: "поля... вспаханы и засеяны точно на смех, или только для вида". Вот, в 1859 "некоторые колонии не выбрали даже посеянного зерна". Для скота и в новейших "образцовых" колониях все так же нет не только хлевов, но даже навесов, загонов. -- Большую часть земель евреи-колонисты все время отдают в наем на сторону, в аренду -- крестьянам или немецким колонистам. -- Многие просят разрешения нанимать в работники христиан, а иначе грозят еще сократить посевы, -- и признано было за ними такое право, даже и независимо от величины реального посева.
Однако несравнимое большинство стремилось прочь от земли. Все те же инспекторские доклады становятся совсем монотонны: "Везде поражало общее нерасположение евреев к земледельческим работам, сожаление их о прежнем их занятии ремеслами, торгом и промыслами"; они проявляли "неутомимое усердие во всяких промышленных занятиях", например "среди самого разгара полевых
работ... уходили с поля, узнав, что по соседству можно выгодно купить или продать лошадь, вола или что-либо другое"; пристрастие к ""мелочным торговым оборотам", требовавшим, по их "убеждению, меньшего труда и дававшим больше средств к жизни"", "более легк[ая] нажив[а] евреев в ближайших немецких, русских и греческих селах, в которых евреи-колонисты занимались шинкарством и мелким торгашеством". Но еще ущербнее для состояния земли -- уход в отлучки длительные и дальние: оставляют одного-двух членов семьи при домах в колониях, остальные -- на заработки, на маклерство. А в 60-х годах (итог полустолетия от основания колоний) дозволено было отлучаться из колоний и полными семьями или одновременно многими членами; в колониях числилось немало таких, кто в них никогда и не жил. Отпуская из колонии, часто не ставили срока приписки к сословию в новом месте и там "многие по несколько лет сряду оставались, с семействами, не приписанными ни к какому сословию, не несли никаких податей и повинностей". А в колониях выстроенные для них дома стояли пустые и приходили в упадок. С 1861 дано было евреям и право содержать питейные дома в колониях.
Наконец, петербургским властям вся идея еврейского земледелия проступила в окончательно безотрадном виде. Недоимки (прощаемые по разным государственным и тронным событиям как, например, бракосочетание императора) -- все росли, и каждое прощение их только поощряло и впредь не платить податей и не возвращать ссуд. (В 1857 кончились очередные 10 лет льготы и
отсрочек, добавили еще 5 лет. Но и в 1863 не могли собрать долгов.) И для чего же было переселять? и для чего же давать льготы и ссуды? Вся эта 60-летняя эпопея с одной стороны открывала евреям-земледельцам временное "средство избежать исполнения государственных повинностей", но у подавляющего большинства не развило "охоты к земледельческому труду"; "успех не соответствовал расходам". Напротив, одно "простое дозволение проживать во внутренних губерниях, без всяких льгот, -- привлекало в эти губернии несравненно большее число евреев-переселенцев" -- так настойчиво стремились они туда.
С несомненностью видели теперь российские власти: образовать из евреев оседлых земледельцев -- не удалось. Уже не верилось, чтобы "лелеянная надежда на процветание колоний осуществилась". Министру Киселеву было особенно трудно расстаться с этой мечтой, но в 1856 он ушел в отставку. Один другим гласили официальные документы: "переселение евреев для занятия земледелием "не сопровождалось благоприятными результатами"". -- Между тем "огромное пространство плодоносной, черноземной земли оставалось в руках евреев без производительности". Ведь для еврейского населения была намечена и удерживалась лучшая земля. Та часть, какую временно сдавали в оброк желающим, давала большой доход (на него и содержались еврейские колонии): население на Юге росло, все просили землю. Теперь и земля похуже, из резерва, сверх отведенной для еврейской колонизации, быстро росла в ценности. Новороссийский край впитал уже много других деятельных поселенцев и "перестал нуждаться в искусственной колонизации". У еврейской колонизации не оставалось уже никакого государственного смысла.
И в 1866 Александр II утвердил: действие особых постановлений о перечислении евреев в земледельцы -- остановить. Теперь стояла задача: как уравнять еврейских земледельцев с прочими земледельцами Империи. Еврейские колонии оказались неспособны к начавшейся повсюду самостоятельной земской жизни. Теперь оставалось -- открыть им уход из земледельческого состояния, даже и раздробительно, не в полном составе семьи (1868), переход в ремесленники и в купцы. Разрешено было им и выкупать свои земельные наделы -- и они выкупали, и перепродавали с большим барышом.
Однако, в споре разных проектов в министерстве государственных имуществ, вопрос о преобразовании еврейских колоний затянулся, затянулся и даже вовсе остановился к 1880. А между тем с новым воинским уставом 1874 г. для евреев-земледельцев отпали и рекрутские льготы -- и ими окончательно был утерян последний интерес к земледелию. К 1881 "в колониях "преобладали усадьбы из одного только жилого дома, вокруг которого не было и признаков оседлости, т. е. ни изгороди, ни помещений для скота, ни хозяйственных построек, ни гряд[ок] для овощей, или хотя бы одного дерева или куста; исключений же было весьма немного"".
Чиновник с 40-летним опытом по земледелию (статский советник Ивашинцев, посланный в 1880 для исследования состояния колоний) писал: во всей России "не было ни одного крестьянского общества, на которое столь щедро лились бы пособия" -- и "пособия эти не могли оставаться тайною для крестьян и не могли не вызывать в них недоброго чувства". Соседние с еврейскими колониями крестьяне ""негодовали... что им... за недостатком у них земли, -- приходилось арендовать, за дорогую цену, у евреев земли, дешево отведенные
последним от казны в количестве, фактически превышавшем действительную потребность". Этим именно обстоятельством объяснялось... "отчасти и то ожесточение крестьян против евреев-земледельцев, которое выразилось разорением нескольких еврейских селений"" (в 1881-82).
А у советского автора 20-х годов прочтем категоричное: "Царизм почти совершенно запрещал евреям заниматься земледелием".
На страницах, обобщающих свой огромный кропотливый труд, исследователь еврейского земледелия В. Н. Никитин выводит: "Упреки евреев в слабом прилежании к земледелию и в самовольных отлучках из колоний в города, для торговых и ремесленных занятий, совершенно справедливы... Мы отнюдь не отрицаем виновности евреев в том, что в течение 80 лет относительно малое
число их сделалось земледельцами". Но -- и приводит в оправдание евреев-земледельцев следующие соображения: "ни в чем им не доверяли; систему их колонизации меняли многократно", порой "направлять их жизнь уполномочивались люди, в земледелии ничего не смыслившие или относившиеся к ним совершенно равнодушно... Евреи из независимых горожан попадали в деревни без всякой подготовки к жизни в ней".
Примерно в то же время, в 1884, Н. С. Лесков в записке, предназначенной для еще новой правительственной "комиссии Палена", указывал, что еврейская "отвычка от полевого хозяйства образована не одним поколением", эта отвычка "так сильна, что она равняется утрате способностей к земледелию", и еврей не станет снова пахарем, разве что постепенно.
Так-то так, однако после опыта освоения Палестины, где еврейские поселенцы почувствовали себя на Родине, они отлично справлялись с землей, и в условиях куда неблагоприятней, чем в Новороссии. Все же попытки склонить или принудить евреев к хлебопашеству в России (и затем в СССР) окончились неудачей (и оттого унизительной легендой, что евреи вообще не способны к земледелию).
Итак, за 80 лет усилий российского правительства -- вся эта колонизация была грандиозное, пустое дело: много усилий, масса средств, замедление развития Новороссии -- и все зря. Произведенный опыт показал, что не надо было и вообще затевать.
Александр Солженицын "Двести лет вместе"
